Чудесный миллиграмм. Притча от Хуана Хосе Арреолы
Как-то утром один муравей — его все осуждали за легкомыслие и за то, что груз выбирает, чтоб полегче, — снова сбившись с дороги, набрел на чудесный миллиграмм.
Нисколько не задумываясь о последствиях, связанных с такой находкой, он водрузил миллиграмм себе на спину и возликовал — ноша не обременяла нисколечко. Вес находки, просто идеальный для муравья, вызвал у него какой-то особый прилив энергии, как, скажем, у птицы — вес ее крыльев. Ведь муравьи гибнут раньше срока, в сущности, оттого, что самонадеянно переоценивают свои силы. У муравья, проползшего, к примеру, целый километр, чтобы доставить в хранилище маисовое зерно весом в один грамм, потом едва хватает сил дотащить до кладбища, по сути говоря, собственный трупик.
Муравей, еще не зная, какое ему выпало счастье, бросился со всех ног вперед, как бывает со многими, кто, найдя вдруг сокровище, бежит с ним куда глаза глядят.
В душе у муравья зрело смутное, но радостное чувство — наконец-то он вернет себе доброе имя. В приподнятом настроении муравей намеренно сделал большой круг и лишь потом присоединился к своим товарищам, которые возвращались уже в сумерках, выполнив задание на тот день — принести аккуратно отгрызенные кусочки салатных листьев. Ровная цепочка муравьев походила на крошечную зубчатую стену нежно текущего зеленого цвета, и тут уж никого не обманешь: миллиграмм был явным диссонансом этому безупречному цветовому единству.
В самом муравейнике положение усложнилось. Охранники в проходной и контролеры, расставленные в каждой галерее, все неохотнее пропускали муравья с такой странной ношей. То тут, то там с уст сведущих муравьев слетали слова «миллиграмм» и «чудесный», пока не дошла очередь до торжественно восседавшего за длинным столом главного контролера, который запросто соединил оба слова и сказал с ехидной усмешкой: «Вполне возможно, что вы принесли нам чудесный миллиграмм. Я поздравляю вас от всей души, но долг повелевает мне уведомить полицию».
Блюстители общественного порядка, они менее всех способны высказать что-либо стоящее о миллиграммах и чудесах. Столкнувшись со случаем, не предусмотренным в уголовном кодексе, они приняли самое легкое и привычное решение: конфисковать миллиграмм с муравьем в придачу. Поскольку у муравья была прескверная репутация, тотчас решили открыть судебное дело. И компетентные органы приняли его к рассмотрению.
Судебная волокита доводила нетерпеливого муравья до бешенства, и его странная запальчивость вызвала неприязнь даже у адвоката. Глубоко убежденный в своей правоте, муравей отвечал на все вопросы с нарастающим высокомерием. Он совершенно открыто говорил, что в его случае допускаются серьезнейшие нарушения закона, и сделал суду заявление, что в ближайшем будущем его недругам придется признать всю значимость чудесного миллиграмма. Вызывающее поведение муравья заставило применить по отношению к нему все что ни на есть существующие санкции. Но обуреваемый гордыней муравей позволил себе сказать во всеуслышание, что он чрезвычайно сожалеет о своей причастности к такому мерзкому муравейнику. После этих слов прокурор громовым голосом потребовал для него смертной казни.
Муравью удалось спастись от смерти только благодаря заключению знаменитого психиатра, который установил, что налицо случай душевного расстройства. По ночам арестант вместо того, чтобы спать, поворачивал со стороны на сторону чудесный миллиграмм, старательно полировал его и часами пребывал в экстазе, не отрывая глаз от своей находки. Днем он таскал миллиграмм на спине, сшибая углы узкой и темной камеры. Брошенный в тюрьму муравей приближался к концу своей жизни в состоянии крайнего возбуждения. Дошло до того, что дежурные сестры трижды просили перевести его в другую камеру. Но чем просторнее была камера, тем более неуправляемым становился муравей. Его совершенно не трогала растущая толпа зевак, с любопытством взиравших на такую небывалую агонию. Он объявил голодовку, не принимал никаких журналистов и упорно молчал.
Верховные власти постановили отправить обезумевшего муравья в больницу. Но разве где-нибудь спешат провести в жизнь правительственные решения?!
Шло время, и однажды на рассвете надзиратель обнаружил, что в камере полная тишина и все в ней озарено каким-то странным сиянием. На полу сверкал чудесный миллиграмм, излучал свет, подобно бриллианту. А рядом лапками кверху лежал героический муравей — бесплотный и прозрачный.
Весть о кончине муравья и о чудесных свойствах миллиграмма с молниеносной быстротой распространилась по всем галереям муравейника. Толпы муравьев двинулись к камере, которая стала походить на отпевальню. Муравьи в отчаянии бились головой об пол. Из их глаз, ослепленных сияющим миллиграммом, слезы лились ливмя, и организация похорон сразу осложнилась из-за проблем дренажа. В муравейнике не хватало венков, и муравьи стали грабить хранилище, чтобы возложить на труп великомученика пирамиды съестных припасов.
Словами не передать, во что превратилась жизнь муравейника: какая-то мешанина гордости, восхищения и скорби. Пышные и торжественные похороны завершились балами и банкетами. Тут же, не откладывая, принялись строить святилище для чудесного миллиграмма. А загубленного, непонятого при жизни муравья со всеми почестями перенесли в мавзолей.
Власти были обвинены в полной недееспособности и отправлены в отставку. С большим трудом и далеко не сразу приступил к делам совет старейшин, который положил конец затянувшимся траурным оргиям. После многочисленных расстрелов жизнь стала входить в свою колею. Самые дальновидные старцы все более уверенно превращали молитвенное поклонение муравьев чудесному миллиграмму в официальную религию. Были учреждены должности хранителей и жрецов. Вокруг святилища выросли большие здания, которые быстро наводнили чиновники в строгом соответствии с социальной иерархией. Экономическое положение еще недавно процветавшего муравейника резко пошатнулось.
Хуже всего было то, что беспорядок, незримый на поверхности муравейника, усиливался из-за разлада в рядах муравьев. На первый взгляд все шло как прежде: муравьи поклонялись миллиграмму и отдавали все свои силы честному труду, несмотря на то, что изо дня в день множилось число чиновников, которые проводили время в пустопорожних занятиях. Невозможно сказать, кого первого посетила пагубная мысль. Скорее всего, многие муравьи одновременно подумали об одном и том же.
Речь идет о тех ошалевших, одержимых амбицией муравьях, которые стали подумывать о судьбе муравья — первооткрывателя миллиграмма. Эти муравьи — какое богохульство! — решили, что надо при жизни добиваться таких почестей, каких удостоен муравей, покоившийся в мавзолее. Многие муравьи стали вести себя весьма подозрительно. Задумчивые, всегда чем-то опечаленные, они все чаще сбивались с дороги и приползали в муравейник с пустыми руками. На вопросы контролеров отвечали с явным вызовом, сказывались больными и заверяли всех, что в самом ближайшем будущем принесут что-нибудь сенсационное. Да и власти уже не могли исключить возможность того, что в один прекрасный день кто-то из муравьев вдруг возьмет да и притащит на своей ослабевшей спине какое-то чудо. Одержимые муравьи действовали втихую и, можно сказать, на свой страх и риск. Если бы власти были способны провести всенародный референдум, стало бы ясно, что ровно половина муравьев, вместо того чтобы тратить силы на добывание каких-то жалких зерен и листиков, хочет жить в мечтах о нетленном миллиграмме.
И вот однажды случилось то, что должно было случиться. Точно сговорившись, шесть муравьев, с виду ничем не примечательных и, похоже, совершенно нормальных, явились в муравейник со странными ношами и стали убеждать главных контролеров, что это — миллиграммы, творящие чудеса. Само собой, муравьи не добились тех почестей, на которые притязали, но их тут же освободили от прежних обязанностей. На церемонии, носившей полуофициальный характер, им назначили пожизненную ренту.
Ничего конкретного нельзя было сказать о шести миллиграммах. Однако власти, памятуя о прежних ошибках, отказались от судебного разбирательства. А совет старейшин умыл руки, предложив вынести вопрос на широкое народное обсуждение. Так называемые миллиграммы были выставлены в витринах скромного помещения, и каждый муравей мог высказать свое мнение согласно собственным вкусам и представлениям.
Такое слабоволие властей вкупе с молчанием прессы предопределило гибель муравейника. Отныне любой муравей — обленившийся или уставший от трудов — мог удовлетворить свои мечты о славе пожизненной рентой и правом на полное безделье. И муравейник, разумеется, очень скоро наполнился фальшивыми миллиграммами.
Напрасно некоторые старцы, мудрые и разумные, призывали к мерам предосторожности, напрасно советовали взвешивать миллиграммы и сравнивать их с чудесным миллиграммом. Все было впустую. Их призывы остались без внимания, и вопрос даже не рассматривался на генеральной ассамблее. Дело кончилось тем, что согласились со словами одного отощавшего и бесцветного муравья, который с уверенностью заявил, что знаменитый чудо-миллиграмм не может и не должен быть эталоном для новых находок, да и способность творить чудеса вовсе не обязательное условие для признания новых миллиграммов.
Жалкие остатки здравого смысла, коими еще обладали муравьи, улетучились в один миг. Власти уже не могли уменьшить число миллиграммов или хотя бы установить на них разумную квоту. Право на вето было отменено, и никто не мог требовать от муравьев добросовестного выполнения обязанностей. Все муравьи так или иначе отлынивали от работы и рыскали в поисках миллиграммов.
Новые миллиграммы заняли две трети хранилища, не считая частных коллекций, в которых были ценнейшие экземпляры. Что касается обычных миллиграммов, то в дни большого притока цены на них так резко падали, что их можно было приобрести в обмен на любую безделицу. Нельзя отрицать, что подчас в муравейник попадали миллиграммы, достойные высокой оценки. Но у них была та же судьба, что у каких-то безделиц, не стоящих доброго слова. Легионы дилетантов превозносили до небес свойства миллиграммов самого низкого качества, усугубляя тем самым обстановку полной неразберихи и общего разлада.
Многие муравьи, отчаявшись найти миллиграммы, притаскивали в муравейник невесть что, явно непристойные вещи — словом, всякую пакость. Из-за антисанитарных условий пришлось закрыть целые галереи. Пример какого-нибудь экзальтированного муравья подхватывали многочисленные подражатели. Совет старейшин все еще тщился играть роль верховного органа и принимал какие-то расплывчатые, невразумительные меры.
Чиновники и служители культа, не довольствуясь своей праздной жизнью, покинули храмы и учреждения и пустились на поиски миллиграммов ради новых привилегий и денежных наград. Полиция практически перестала существовать, не было дня без переворотов и мятежей. Банды профессиональных грабителей прятались на подступах к муравейнику, чтобы отнять у какого-нибудь счастливчика настоящий миллиграмм. Самые рьяные коллекционеры, движимые завистью, затевали судебную тяжбу со своими соперниками, требуя обыска и конфискации. Споры между галереями обычно переходили в драку и заканчивались убийствами. Уровень смертности поднялся невероятно высоко, а рождаемость стала угрожающе низкой. Дети, лишенные должного присмотра, умирали сотнями.
Святилище, где хранился чудесный миллиграмм, стало похоже на запущенную могилу. Муравьи, занятые только бесконечными дискуссиями по поводу самых скандальных находок, даже не удосуживались взглянуть на них хоть разок. Иногда кто-то из набожных муравьев пытался обратить внимание властей на то, что святилище в полном запустении и вот-вот развалится. После его призыва все-таки наводили какое-то подобие порядка — полдюжины равнодушных дворников наскоро заметали сор, а тем временем немощные старцы произносили пространные речи и вместо цветов возлагали на священную могилу чуть ли не помойные отбросы.
Погребенный в черных тучах беспорядка и пыли, сверкал всеми забытый чудесный миллиграмм. Со временем поползли скандальные слухи, что якобы настоящий миллиграмм давно похищен каким-то нечестивцем, и что плохая копия заменила оригинал, который стал собственностью одного криминального авторитета, разбогатевшего на продаже миллиграммов. Это были только слухи, но никто не обеспокоился, никто не провел досконального исследования, чтобы положить им конец. Старейшины, все более слабые и хворые, сидели сложа руки, не зная, как спасти муравейник от такой разрухи.
Приближалась зима, и угроза голодной смерти заставила столь неблагоразумных муравьев одуматься. Чтобы выйти из продовольственного кризиса, решили продать большую партию миллиграммов соседней общине, где жили весьма состоятельные муравьи. За самые ценные экземпляры получили горсть зерна и немного зелени. Правда, соседний муравейник предложил беднягам обменять чудесный миллиграмм на такое количество продуктов, которого хватило бы на зиму. Но муравейник-банкрот вцепился в свой миллиграмм, как в спасательный круг. Только после нескончаемых прений и споров, когда голод скосил значительное число муравьев, богатые соседи посчитали возможным распахнуть двери своего дома муравьям, оставшимся в живых, и заключили с ними договор, согласно которому со смертью последнего пришельца чудесный миллиграмм перейдет в их собственность. Но за это они обязались кормить банкротов до конца их дней, освободив от всякой работы.
Сказать вам, что произошло через некоторое время? Нахлебники заразили своих спасителей вирусом столь пагубного культа.
В настоящее время муравьи переживают кризис в мировом масштабе. Забыв о своих делах и разумных обычаях с вековыми традициями, муравьи во всех существующих на земле муравейниках пустились, точно полоумные, на поиски новых миллиграммов. Все, как один, тащат в муравейники крохотные блестящие предметы, но кормятся за пределами дома.
Быть может, вскоре муравьи совсем исчезнут с лица земли как зоологический вид и лишь в двух-трех весьма бесцветных и посредственных сказках останутся воспоминания об их былых достоинствах.